Инновации развиваются только в открытой среде

Подробности

Опубликовано: 17.03.2011 12:32

Алексей Сутурин

Бизнес-технологии

Интервью на Гайдаровскм форуме - 2011 с членом правления, директором по развитию и коммуникациям ОАО "Российская венчурная компания" Евгением Кузнецовым

- Евгений Борисович, мир заболел инновациями. К примеру, Майре Геогеан-Квин  (Máire Geoghegan-Quinn), европейский комиссар по исследованиям, инновациям и науке в марте прошлого года на саммите по инновациям в Брюсселе заявил, что «мы видим появление нового типа бизнеса, который соинноватирует с клиентами и даже со своими  конкурентами, и который, вместо того, чтобы положиться исключительно на собственных служащих, публично размещает некоторые из своих данных и использует таланты и возможности глобального исследовательского сообщества». Речь идет о формировании нового инновационного пространства, открытого к доверительным отношениям. Как Вы, представитель сильного звена в государственной системе инновационного строительства, смотрите на эти процессы?

- В течение прошлого года, как мне кажется, в нашей стране перешли от некоего рассуждения об инновациях к конкретному пониманию конкретных необходимых шагов, которые необходимо сделать. На данный момент уже создана, действительно, достаточно целостная система институтов развития, которые накрывают практически все поле инновационной активности. И нельзя сказать, конечно, что все работает на 100 процентов эффективно, но в принципе почти не осталось слепых зон, где нет какого-то механизма, который бы помогал решать проблемы, связанные с инновационным развитием.

Начиная от стадии первичных разработок, это область ответственности Сколково, прежде всего, потом стадия коммерционализации и генерации компаний, стадия создания и продвижения новых бизнесов. Это система венчурной отрасли и РВК, в частности. Затем поддержка крупных компаний, которые уже имеют большие амбиции и выход на российский и глобальный рынок. Это система РОСНАНО, это ВЭБовские программы и так далее…

В принципе, организационно продуманы практически все шаги. Теперь предстоит всем вместе делать, может, быть, менее видимые, но еще более важные работы по созданию, действительно, благоприятных условий для деятельности инноваций. Потому что главная проблема в этой сфере – это не отсутствие денег. Очень много у нас уже говорили, что надо больше денег. Но это не главное.

Главная проблема в том, что у нас не очень конкурентоспособная среда для того, чтобы заниматься инновациями... 

Условно говоря, любой компании, любой перспективной разработке, к сожалению, сейчас выгоднее ехать за границу, там структурироваться, там создавать бизнес. Это колоссальная проблема. То есть юридическая среда, судебная система, налоговый климат, общая атмосфера в сфере бизнеса, доверие, координация… Вот, этот ворох проблем создает определенные неудобства для того, чтобы развивать компании.

- И опасения…

- Конечно. Мне кажется, что этот год пройдет для понимания этой ситуации. Могу сказать, что в прошлом году мы были в каком-то смысле одиноки в том, что говорили - главное не в том, чтобы увеличивать объемы финансирования, а в том, что надо снимать барьеры. В этом году, мне кажется, это становится более общим пониманием, и об этом говорят уже чаще.

- Хотя вы посмотрите, какие противоречия. Новые налоги на зарплату с начала года…

- Не хватает еще единой координации. Есть много различных центров принятия решений у нас в стране, которые каждый со своей логикой. Не хватает некоего единства в понимании, как, действительно, скоординироваться, чтобы обеспечить решение задач модернизации. Но мы очень близки к этому. Я это вижу. Даже не смотря на определенную конкуренцию между разными ведомствами в проведении своей политики, растет некое понимание, как действовать. Это, конечно, тернистый путь с учетом всех особенностей этого и следующего года, но мы абсолютно точно на него встали.

- Евгений Борисович, ваша экспертная оценка, пожалуйста, как вы оцениваете сроки?

- Ну, надо быть реалистами, быстро это не получается. Я думаю, этот и следующий годы.

- Два года – так быстро?

- Я думаю, для того, чтобы обозначить наиболее острые противоречия и начать их решать, необходимо это время. Некое понимание, куда двигаться уже сейчас возникает. У нас иначе нет альтернативы. Мы сейчас видим просто прогрессирующее отставание по темпам развития. Надо принимать решения, действительно, быстро. Мне очень симпатично, что все наши руководители понимают эту проблему. Сейчас идет выбор оптимального взгляда, какие инструменты лучше, какие механизмы лучше… На это нужно время, но дискуссия активна и претворяется в какие-то шаги.

- Формирование среды – многозадачное поле. Среда – это интересы. Так грубо скажу, интересы у чиновника, функционера и со своей стороны – государства  очень часто не совпадают. Мне кажется, что при формировании среды – это один из ключевых вопросов?

- Это абсолютно точно. Такая сложная деятельность, как инновационная и технологическая – возможна только в среде с высоким доверием. Венчурные сделки, сделки ранних стадий очень слабо защищены юридически, как правило. Там очень легко можно друг друга обмануть. Поэтому эта деятельность возможна только в обществе с доверием. Вообще – доверие и порядочность – это фундаментальная инфраструктура для современной экономики.

Мы сейчас активно включились в работу комиссии, экспертной группы, которая разрабатывает стратегию развития с базовым участием Высшей школы экономики и Академии народного хозяйства. Там большие экспертные группы. И я просто вижу, что там собрался очень хороший экспертный состав и там идет жесткая дискуссия, на какие отрасли ставить, о формировании новой системы отраслевых приоритетов… Какие-то отрасли развиваются фантастически быстро, а мы не делаем на них ставку, мы опаздываем… Я вижу, что в ходе этих дискуссий вырабатывается новое понимание, и оно очень убедительно.

- Похоже, речь идет не только об обмене мнениями, но и о выстраивании информационной системы? А.Лапшов, президент международной компании IABC/Russia говорит о коммуникациях как о важной части инновационного процесса. Как вы к этому относитесь?

- Как к действительно необходимой части этого процесса, которая только-только появляется в России. Коммуникации  в сфере инноваций как самостоятельное направление сформировалось в 2009 году на основе журналистики инноваций  (InJo), а также коммуникаций в сфере науки (Scientific Relations – SR). Лидером здесь стали Стэнфордский университет, Евросоюз и Государственное агентство по инновациям Швеции VINNOVA.

Центр инноваций  и  коммуникаций был основан в Стэнфордском университете в январе 2009 г. Институтом гуманитарных наук и технологий (H-STAR Institute) и агентством VINNOVA.

Особое внимание уделяется коммуникациям, адресованным коллективному вниманию, что включает журналистику, связи с общественностью и коммуникации между участниками инновационных систем. Центр формирует сеть исследователей в сфере инноваций и коммуникаций, принимая ученых и сотрудничая с исследователями в других странах.

- Евгений Борисович, а как Гайдаровский форум поможет инновационному процессу, модернизации общества и экономики?

- Я думаю, что любые такого рода экспертные мероприятия, на которых присутствуют лучшие умы, очень полезно, что мы начнем понимать систему новых приоритетов и новых задач. Мы сейчас не стремимся говорить об инновационности. Нам нужна конкурентоспособная среда и система поддержки экспорта. Потому что единичный инновационный продукт не бывает эффективным на локальном рынке.

- Интересно, ведь система экспортной поддержки при вступлении в ВТО становится другой?

- Это с одной стороны, с другой стороны появляются другие возможности. На базе внутреннего рынка построить крупные эффективные компании очень сложно. У нас рынок маленький, мы не выдержим конкуренции с теми компаниями, которые ориентируются на всю мощь глобального рынка. Если мы не делаем ставку на глобальный рынок, то мы проигрываем.

ЭПОХА ДЕШЕВОЙ ЕДЫ ЗАКОНЧИЛАСЬ

Подробности

Опубликовано: 07.03.2011 07:01

За прошедший год в России втрое подорожала гречка. Вдвое дороже стали картошка и сахар. Аналогичные изменения на рынке происходят во всем мире. За рубежом драйверами роста стали зерно, молоко и масло. Говядина на мировом продовольственном рынке за 20 лет стала только дороже. Полноценный обед или ужин в этом году на планете Земля обойдется на треть дороже.
Эпоха дешевой еды закончилась, предупреждают в ООН.
Индекс продовольственных цен ФАО сегодня бьет все рекорды, по крайней мере, за последние 20 лет это самый высокий уровень.
Официально в мире голодает миллиард из нынешних семи. Еще несколько миллиардов страдают от так называемого скрытого голода. И при этом население земли к середине этого столетия достигнет девяти миллиардов. И продуктов им потребуется в три раза больше, чем производится сейчас.
Россия имеет очень существенные конкурентные преимущества, то есть мы сейчас теоретически можем ввести в оборот 12 миллионов га пашни. Для этого нужны инвестиции, но потенциально мы можем ответить на вызовы продовольственной безопасности только достаточно эффективным ростом производства.
Когда же мы научимся эффективно использовать свое основное богатство - воду, земли и недра? Что в наших головах не так?
Все, что происходит вокруг нас, нам почему-то очень нравится. Это продолжается уже годы, столетия. Вспоминаются большие и малые российские истории. И я понял, в чем дело. С молоком матери появляясь, у нас на губах на всю жизнь остается вкус русского абсурда. Все вопреки логике. Хотя и от души.
Мы – русские – посредине мира. Оглядываем его глазами двуглавого орла, который по праву вернулся в наше бытие в качестве давнего российского герба. Мы православные. И поэтому прощаем всех за то, что мы есть. Мы – загадка. И для Запада, и для Востока.
У нас нет захватывающих историй покорения индейских прерий на коне, с кольтом в руках и с мокрым от пота платком на шее. У нас есть неоконченная история покорения Сибири, тяжелая и мрачная. Началось с Ермака. Потом – ссыльные, бунтари, «семейские» люди… Последнее определение сибирское. Это те, кто семьями, возможно, с реки Сейм, с малыми детьми и стариками шли двести-триста лет назад, погрузив в телеги свой скарб, за счастьем, за землей. Дошли только здоровые и сильные.
Земли оказалось много. Сразу отпало ощущение вражды. Уже в девятнадцатом веке сибиряки не делились по национальному признаку – русский, хохол, еврей. Хочешь земли, достатка, корчуй тайгу, насколько сил хватит. И неважно, какой формы у тебя мочка уха или разрез глаз.
Однако вся русская европейская история с семнадцатого века до наших дней писана на европейский манер, там мы учились выражать свои мысли на бумаге. Их культура, наука и менталитет волнами накатывались на русские земли. И откатывались назад, унося с собой непонимание и обиду на холопьи русские сердца. Даже тогда, когда немцы, голландцы, англичане пытались отдать отдать России душу, над ними посмеивался русский быт с сердечным, простоватым «авось» на лице.
Странно, но без «авось» в Сибирь было бы не дойти.
Мы уже логичны, как европейцы. А все остальное – частности, наши иногда кровопролитные милые русские частности, которые как раз и пишут нашу историю.

И все же, как мы должны повернуть наше отечество, чтобы поля стали плодородными и давали обильные урожаи для наших граждан и мирового рынка, а не оставались только в разрядке биржевого или теневого товара? Я не вижу другого пути, как передавать ее бесплатно тем, кто реально на ней трудится или будет трудиться в формах малого сельскохозяйственного бизнеса, а также продавать ее по льготным региональным ставкам тем, кто будет на ней создавать агрохолдинги или иные промышленные предприятия с полным выкупом через 10 лет.

КУРИЛЫ И САХАЛИН - ЗЕМЛЯ ДЛЯ БИЗНЕСА?

Подробности

Опубликовано: 04.03.2011 06:20

Алексей Сутурин, фото автора

Помню, работая редактором отдела целлюлозно-бумажной промышленности газеты «Лесная промышленность», пристально наблюдал за работой старых японских заводов по варке целлюлозы, построенных еще японцами, тогда хозяевами территории. Собственно, на них держалась вся экономика Сахалина. Есть ли будущее у такого историко-экономического расклада?

Президент России Дмитрий Медведев во время своей известной поездки на Дальний Восток пролетел над островами Курильской гряды. За этим последовало ухудшение отношений России и Японии, резкие заявления японских политиков, ответная реакция российских представителей власти.

Спорно или бесспорно право России на четыре острова Курильской гряды сейчас вопрос второй. Для меня это право бесспорно. Но мне довелось второго марта побывать на российско-японском симпозиуме «Традиции и модернизация – роль культуры в российско-японских отношениях», где были очень интересные выступления его участников, в том числе ровное и выдержанное слово Акиры Имамура, министра, заведующего информационным отделом Посольства Японии, яркое выступление Константина Саркисова, директора Центра Японии и Северо-Восточной Азии Дипломатической академии МИД РФ. Они говорили о давних дружественных связях наших стран, о национальных традициях, их сходствах и различиях.

Однако был и еще один доклад – основной, Сергея Гаврова, доктора философских наук, профессора, советника председателя по идеологии общероссийской общественной организации «Гражданские силы». Горячее выступление, эмоциональное, целенаправленное. Для меня стало неожиданностью то откровение, думая о котором приходишь к неожиданной мысли, что в российском обществе, в его интеллектуальной части есть эксперты, которые напрямую говорят о возможности передачи Японии спорных островов. Мотивация довольно странная. Сергей Гавров строит такую логическую цепочку: Россия в своей современной истории отдала Киев, Минск и т.д., а сегодня держит как бы последний рубеж в территориальных вопросах – четыре небольших острова.

Жаль… Горечь от того, что, действительно, как отчасти утверждал Сергей Гавров, говоря о российском национальном сознании, часть российской элиты потеряло ориентиры в политическом самосознании.

У России могут и должны быть свои национальные интересы. Острова Курильской гряды – это не те территории, которые мы передали, к примеру, Китаю. История спорных островов вывела другую логику, она ведет к совместному экономическому использованию курильских островов Россией и Японией. Приведет или нет – другой вопрос…

МЫ НЕ РАСТЕМ, НО И НЕ ПАДАЕМ

Подробности

Опубликовано: 01.03.2011 18:28

На снимке (справа налево) Наталья Акиндинова, Сергей Дубинин и Игорь Николаев

Если бы не мировой сырьевой спрос, экономика России свалилась бы в еще большую яму

Алексей Сутурин

Кризис

Рост мирового и российского ВВП примерно одинаков, на уровне 4 процентов. Это означает, по мнению аналитиков, которые сегодня собрались на очередное заседание экономического клуба ФБК на тему «Экономический кризис через призму отраслевого анализа», что российская экономика стоит на месте, что мы не соответствуем критериям стран БРИК и, тем более, мировой «двадцадки».

Какие же виды экономической деятельности оказались наиболее жизнеспособны?

- Как ни странно, сырьевой характер российской экономики в кризис сыграл свою положительную роль, - говорит директор института «Центр развития» ГУ-ВШЭ Наталья Акиндинова. - К примеру, именно высокотехнологичные отрасли США и Германии очень сильно пострадали в период общего спада производства. Хотя так уж напрямую радоваться нашей сырьевой зависимости от мировых цен не приходится.

Это же мнение высказал директор департамента стратегического анализа ФБК Игорь Николаев. При этом в своем аналитическом докладе, в котором он представлял отраслевые (по видам экономической деятельности) рейтинги за период с октября 2008 года по декабрь 2010 года, аналитик подчеркивал, что на первом месте по росту производства с начала кризиса оказалась добыча полезных ископаемых, кроме топливно-энергетических (рост 29,3 процента). То есть речь идет о железной руде и других запасах российских недр. В числе аутсайдеров, по словам Николаева, оказались производство прочих неметаллических минеральных продуктов (сокращение производства на 21,1%) и производство транспортных средств и оборудования (-12%). «Максимальную «глубину падения» продемонстрировали «Предоставление прочих коммунальных, социальных и персональных услуг» (сокращение на 28,3%, в показателе нет ЖКХ), «Строительство» (сокращение на 21,3%) и «Обрабатывающие производства» (сокращение на 20,5%)», - отметил аналитик.

Государство в период кризиса пыталось регулировать экспорт-импорт конкретных видов товаров с помощью пошлин. Как только были обнулены пошлины на кожу, стало расти производство изделий из кожи и обуви (рост на 25,3 процента).

Из аутсайдеров больше всего тревожит место отрасли «производство машин и оборудовании». Она упала к докризисному уровню на 11,5 процента. Скажем, что это база промышленной модернизации. Кризис еще раз подтвердил, что она неконкурентоспособна и не в силах предложить российской модернизации высокотехнологичное оборудование, машины и станки. Однако прямые инвестиции в отечественное машиностроение скудны. Если кто и вкладывает деньги в модернизацию станочного и машинного парка, то только с помощью кредитов и собственных средств, которые не приведут к стратегическому прорыву.

- Наш анализ еще раз показал, что мы так и не использовали в полной мере шансы, которые предоставил кризис, - сетует Игорь Николаев. – Сегодня вновь просматриваются тенденции успокоиться и не пересматривать пути развития, модернизации страны – сырье дорожает, зачем волноваться. Уже сформировалась убеждение, что в экономике все хорошо, а если все хорошо, почему из страны в прошлом году убежали более 38 миллиардов долларов потенциальных инвестиций?

Понятно, что они уходят на Кипр и в Люксембург, откуда возвращаются в виде инвестиций, уже защищенных зарубежным законодательством.

- В России до сих пор нет институтов, которые бы защищали, привлекали иностранные и внутренние инвестиции, - представил свой личный вывод член совета директоров ВТБ-Капитал Сергей Дубинин. – Это касается и пенсионной и страховой систем. Я вообще считаю, что вопросы пенсионного обеспечения - наша главная проблема на 10 лет вперед. Пока эти и другие системы не порождают длинные деньги.

На фоне дискуссии возник вопрос, а все же, где мы, то есть Россия. Аналитики сошлись во мнении, что наша страна занимает свое место как европейское государство, хоть и входит формально в различные экономические сообщества, и находится на уровне Украины и Румынии, а, может быть, Польши.